Отправлено: 15.02.12 20:57. Заголовок: Дневник Риты Скитер (продолжение)

цитата:

И они пали в его объятия, и осыпали его поцелуями, и отвели во дворец, где облекли его в дивные одежды, и возложили на его голову корону, и дали ему в руки скипетр, и он стал властелином города, который стоял на берегу реки. И он был справедлив и милосерд ко всем. Он изгнал злого Волшебника, а Лесорубу и его жене послал богатые дары, а сыновей их сделал вельможами. И он не дозволял никому обращаться жестоко с птицами и лесными зверями и всех учил добру, любви и милосердию. И он кормил голодных и сирых и одевал нагих, и в стране его всегда царили мир и благоденствие. Но правил он недолго. Слишком велики были его муки, слишком тяжкому подвергся он испытанию — и спустя три года он умер. А преемник его был тираном.

Оскар Уайльд, "Мальчик-Звезда"

 Отправлено: 01.10.13 21:31. Заголовок: Ночью перед входом в..

Ночью перед входом в Морию

Помянув добрым словом легендарного Радагаста и извинившись перед ним мысленно за пойманную к ужину дикую свинью (по преданиям ему были вверены в попечение все звери и птицы Средиземья из тех, что бились на стороне Сил в Войне Гнева), я отошёл к лежанке Эленве, застывшего в удобной позе и глядящего куда-то на запад, на догорающий пламеня Анора, будто бы помыслами обращённому к своему Пылающему Отечеству. На какой-то миг мне стало грустно оттого, что когда-нибудь мне придётся расстаться с эльфом, когда его душу потянет туда, откуда произошли его предки, Перворожденные, чьими деяниями славились все Эпохи Мира, кроме Четвёртой, чей отсчёт начался с гибелью Саурона и разрушением Барад-Дура.
Тронув эльфа за плечо, я тут же раскаялся в этом, поскольку он сразу как-то погрустнел, и блеск в его удивительных глазах, что так восхищал меня всегда, слегка померк. Мне показалось на мгновение, что с этим блеском ушло то благородство, которое так возвышает любого эльфа над прочими смертными существами Арды, но я ошибся. Он встал и показался мне ещё прекрасней в свете восходящей луны. Эленве твёрдой поступью направился к костру, из которого вытащил мне пару клубней дикого картофеля, и, улыбнувшись, подал мне. В минуты такой заботы я чувствовал себя немного виноватым перед ним - в том, что не могу дать ему в ответ столько же доброты; однако. признавшись ему в этом, я получил в ответ лишь подбадривающее похлопывание по плечу. Воистину дивен этот дивный народ!
Поговорив с Эленве немного перед сном, я отправился к своей лежанке и провалился в забытье.

***

Две лестницы - одна вверх, другая вниз расходились в разные направления, едва лишь мы вступили с тремя спутниками в загадочное королевство наугримов. Отсветы факелов плясали по отполированным стенам; мы шли по лестнице, выводящей нас в длинную галерею, кое-где освещённую смоляными факелами и светом огня, разведённого в каменных чашах, стоявших в ряд по центру. Отблески этих огней играли по граням трёх больших колонн, поддерживающих сводчатый потолок, слышалось журчание воды. Мне уже начинало казаться, что красивые гномьи залы опустели, как некогда, когда гномов изгнал из них Подземный Ужас Глубин, но внезапно наш проводник остановился у двери в стене, противоположной той, через дверь в которой мы прошли в галерею. Спустя мгновения створки двери распахнулись, и мы увидели величавого гнома, судя по всему, привратника, облачённого в блестящую голубую ливрею, с поясом и ожерельем, усыпанными драгоценными камнями. Длинная борода его доходила почти до колен, в правой руке толстяк держал длинный факел, а в левой - небольшой серебряный топорик, учтиво взмахнув которым, он отослал нас к концу другого перехода, в котором стояла стража, бесстрастно глядевшая на нас забралами своих железных панцирей.
Створки врат, увитых каменными цветами, распахнулись, и мы очутились в огромной пещере, пересечённой каменным мостом. Гигантские сталактиты свисали с невидимого во мраке потолка - точно пасть гигантского чудовища вот-вот готовилась захлопнуться и поглотить нас.
Мория молчаливо приняла гостей в своё каменное святилище.
Все последующие залы, которые мы проходили, были освящены факелами, рожками и такими же каменными чашами, которые мы уже видели в предвратной галерее. Но впоследствии стали попадаться снующие туда-сюда гномы - с поклажей и без. Некоторые оборачивались и с любопытством смотрели на нас, некоторые с отстранённым и безразличным видом проходили мимо. Удивительной красоты виды открывались перед нами. Наслышанный о величие подгорных владений, я и представить себе не мог, что всё, увиденное мной, будет столь прекрасным. Витые колонны, украшенные тончайшей резьбой капителями венчали собой залы и переходы Морийского Царства; висящие под потолками огромных пещер контрфорсы, увешанные каменными гобеленами залы, в которых из каменных чаш с сидящими на их краях каменными же зверями и птицами, бьёт подгорная вода; залы, в которых свет, преломлённый и отражённый сотнями каменных зеркал, служит источником прихотливой игры светотеней; залы с колоннами в виде деревьев, вроде тех, что украшали древний Менегрот и другие удивительные творения искуснейших рук мастеровых, что со дня освоения Мории трудились здесь без устали, - всё это поражало взор и воображение и, хотя Эленве и прежде бывал здесь, казалось, что он видит всё это в первый раз.
Мория была обитаема, причём, если раньше она поражала Хранителей и прочих пришельцев своими размерами и сложностью переплетений её исполинской паутины ходов и галерей, то теперь, как и в начале её дней, она удивляла своей обихоженностью. Густозаселённая, она представляла собой развёрнуые работы по её реставрации, расширению и обогащению. Тут и там виднелись леса, восстановительные работы шли полным ходом. Деловито расхаживали гномы, развозились тележки со строительным материалом и инструментом. Из-под каменного пола и шахт, выводящих на поверхность, вырывались красноватые отблески багрового огня из нутра земли, то и дело доносились шорохи, гул и глухие удары - судя по всему, работы шли на всех ярусах. Иные мастеровые сидели и работали над рамами, статуэтками и прочими предметами подгорного интерьера, сидя на каменных лавках, вделанных прямо в каменные стенные ниши. То и дело попадались лавки с ловкими торговцами, распределяющими товар, созданный в различных местах огромного гномьего королевства, по различным его частям, судя по разговорам, самым отдалённым. Кучковались менялы, чинно разгуливали ювелиры и гранильщики алмазов, освободившиеся от смены; раздавались крики разнорабочих и грузчиков руды, проехала даже тележка со снедью. Вся эта разномастная и кипучая жизнь разливалась по залам и переходам Казад-Дума, и трудно было поверить, что когда-то Хранителей здесь встретили мрак и запустение.
Так, минуя парадные залы, мы мало-помалу приближались к жилым ярусам, где мы планировали ненадолго остановиться и передохнуть, и, хотя мы и не устали вовсе - вода из источников Мории казалась бодрящей и приятной на вкус - погостить и немного освоиться в этом чуждом для нас мире было бы весьма кстати.
Покинув, наконец, последний из прекраснейших из виденных мною когда-либо рукотворных залов, точно отразивший собой сотни удивительных вещей, существующих на поверхности земли, мы поднялись по очередной лестнице и, минуя многие коридоры и ответвления, пришли в итоге туда, куда и хотели прийти.
Залы первого же посещённого нами жилого яруса были, как всегда, горды, хотя и гостеприимны. Чванный гном-содержатель харчевни для мастеровых, работавших над просеиванием изумрудов, с некоторой опаской посматривал на лук Эленве (да и сам Эленве, по видимости, не вызывал у гнома особой симпатии), но всё же отвёл нам довольно опрятную комнатку, вырубленную прямо в скале и освещённую двумя большими канделябрами. Просторная пещерка вмещала в себя всех нас, на ужин принесли некрупного жаренного поросёнка. "Интересно, - подумалось мне, - Каким образом он попал сюда?". С аппетитом закусив, я, расчесав Эленве его великолепные серебристые волосы и поцеловав его на ночь, заснул под журчание небольшого ручейка, сбегающего с уступа в небольшой желоб прямо в полу.
На следующее утро мне никак не хотелось просыпаться. Смутные видения, явившиеся ко мне во сне, волновали моё сознание даже тогда, когда, откинув одеяло, я уставился в каменный потолок нашего пристанища. Среди прочего во снах был ещё и Эленве, да в таких странных обстоятельствах, что из желания снова пережить это горящее в мозгу видение, я накрылся махровым одеялом и пролежал ещё минут десять. Видение вернулось слабым отголоском, и, хотя оно было уже искажено, в них я снова увидел лик Эленве, освещённый огнями газовых рожков в одной из гостиниц Форноста, где мы имели привычку останавливаться, гуляя по ночам вдали от дома. То, что говорил мне Эленве, хорошо мне запомнилось:
- Знаешь, - он в обычной своей манере затушил кончиками длинных пальцев свечу, - мне всегда хотелось иметь свой дом, свой угол где-нибудь в Гаванях, с большой библиотекой; дом, в котором я спокойно мог бы предаваться размышлениям и воспоминаниям, и на их основе писать длинные эпопеи, которые с удовольствием читала бы образованная молодёжь. А я бы по вечерам пил подогретое вино на балконе, глядя в сторону пирса и набережной, или... - тут эльф запнулся. Он посмотрел на меня со странной смесью надежды и страха. - Мне почему-то хочется сказать тебе это именно сейчас... Арагонд, ты привлекаешь меня больше, чем друг. Ты нравишься мне весь, и я не променял бы тебя на все сокровища Нарготронда, вместе взятые.
Тут видение погасло, и я окончательно проснулся. Невдалеке потягивался эльф, стряхивая последние остатки сонного оцепенения. Он вёл себя со мной как обычно, но удивительное ощущение, оставшееся от сна, озаряло моё сознание ещё очень долго. Зная о том, что эльф ценил меня, я и не подозревал, сколь сильной могла быть привязанность эльфа к человеку и какие глубокие чувства могли скрываться за маской обыденного спокойствия - недалёкое будущее это показало. В том, что этот сон не был обычным, я не сомневался, не сомневался я и в том, что если это видение снизошло на мою усталую голову без вмешательства Эленве, то оно имело природу, близкую с природой его существа. Ведь сон - это диалог с божественными силами, и то, что советы во снах дают нам порой сами Стихии, или крохотная частица их существа - сомнению не подлежало: все эльфийские предания говорили об этом.

 Отправлено: 02.10.13 09:08. Заголовок: А сегодня ночью я ви..

А сегодня ночью я видел своего Артура. Он лежал на кровати под какой-то наркотой, и я целовал его, причём ни разу в жизни за всю историю моих худо-бедных романов я не испытывал такого блаженства. Правда, потом он исчез, и я искал его телефон на корешках книг, разбросанных повсюду по комнате моей умершей бабушки. Странно... Вот они - наши герои: ради них мы разбиваем свои сердца (и, по-видимому, слово "Вечность", которое Кай выкладывал на полу у Снежной Королевы, было создано именно из таких осколков), идём на преступления, верим и надеемся до последнего, даже если эта надежда оставила нам в сердце лишь тлеющий огонёк.
Ах, Артур, знал бы ты, как ты нужен мне!
Это сновидение затем сменилось другим, в котором Аслан зашёл со мной в лифт и голосом Миранды Пристли говорит: "Я не вижу на столе завтрака!", "Здесь нужен жакет!" и прочую странность.
Бедный дядюшка Фрейд! Прямая ему дорога на "Сказки".
______________________________________________________

Так, подивившись различию в сути Любви у разных племён Детей Илуватара, я умылся в ручье и отправился будить остальных наших спутников - Маэглаха, эльфа из Гаваней, которого мы обнаружили в одном из трактиров Форноста, и Рингила, полуэльфа из Имладриса, путешествующего по Средиземью, как он сам выразился, "с познавательной целью". Первый был бесстрашен, порывист, опытен в ведении боя и искушённым в живописи и камнерезании. Он то и дело комментировал то одно, то другое творение гномов, встречавшееся у нас на пути, и наугримы, проходившие мимо, с удивлением оглядывались, по-видимому, впервые в жизни встречая такого ценителя, да ещё из странного племени эльдаров, дивного и непонятного. Второй спутник, раздосадованный на своих сородичей из Имладриса, взял у Элронда благословение на свои учёные занятия, и с тех пор сбил не одну подошву, странствуя по Эриадору в поисках всего невиданного и занимательного.
Концертов Эленве не давал, по-видимому, сказалась давняя подозрительность, сковавшая эльфов и наугримов после горестных событий в Дориате (их история и раньше-то разнилась) незадолго до его падения - всё это всплывало теперь, когда эти народы настолько отдалились друг от друга, что сблизиться им теперь, казалось, не представлялось возможным. Гномы и сами были большими любителями пения: по пути к "Кружке Дьюрина" (заведение, в котором мы остановились) мы наткнулись, по крайней мере, на десяток развесёлых компаний, горланящих что-то на своём подгорном наречии. Были, однако, и залы, в которых непонятно откуда слышалось стройное пение удивительной чистоты и ясности, и, если бы не тембр, несколько низкий, я счёл бы, что это загостившиеся эльфы демонстрируют что-то из своих сказаний подземному народу.
Оказалось, что это гномы, освоившие искусства и создавшие систему слуховых шахт, освящают пением особо голосистых сородичей свои чертоги. Да и жена нашего трактирщика, которую почти невозможно было отличить от её супруга, если бы не платье, собирала иногда своих подруг, и по вечерам со стороны кухни слышалось нестройное пение.
Так, на целую неделю задержались мы в подгорном королевстве, лицезря достижения гномов за какие-нибудь десять - двадцать лет освоения Мории. Мы диву давались тому, что видели, и пожалели Леголаса, отправившегося с Гимли на Заокраинный Запад и не увидевшего всего этого великолепия.
Наш путь лежал к одному ювелиру, одному из самых знаменитых искусников Мории. По словам Рингила, нередко бывавшего в Подгорном Королевстве, несмотря на некоторую отчуждённость от него гномов, Аверсанд прославился тем, что ухитрился огранить один из тех драгоценных камней таким образом, что он ловил свет даже в самых затаённых подвалах Мории и этим напоминал Сильмарилл, хотя и уменьшенный в копии и лишённый Света Йаванны, но не менее прекрасный и ценимый у наугримов. Рингил нёс ему несколько крупных самоцветов на огранку: полуэльф хотел иметь у себя в коллекции ожерелье, сработанное особенно искусно, чтобы оно напоминало ему о путешествиях и, даря миру свет, было бы достойно показаться в Имладрисе наряду с самыми прославленными его сокровищами.
Шли мы довольно долго, в конце-концов спустившись на ярус ниже и отыскав среди многочисленных каменных палат и кузней мастерскую Аверсанда. Не знаю, как остальным, а мне гном показался несколько угрюмым и замкнутым. Несмотря на это первое впечатление, я проникся к нему симпатией и даже каким-то особым уважением, когда тот принялся демонстрировать нам плоды своего мастерства. Эленве же и вовсе умилился, глядя на всё, что демонстрировал нам умелец. Камни и действительно были великолепны: таких ярких самоцветов я в жизни не видел. Казалось, они светились своим собственным. внутренним светом. По словам Эленве, подобные камни могли быть изготовлены лишь в Валиноре, во дни Весны Арды, когда Ауле передавал свои умения эльдарам.
Долго перебирая браслеты и перстни, ожерелья и кинжалы, диадемы и пояса, мы всё больше и больше поражались несравненному мастерству гномов создавать из множества - соразмерное, из разнородного - цельное и прекрасное произведение искусства. В итоге Эленве отобрал себе алмазную подвеску с выгравированной руной "Э" и браслет из серебра тончайшей резьбы с изображением двух переплетённых змей, кусающих друг друга за хвосты. Не пожалев на эти, как мне отчасти казалось, безделицы денег, он убедил меня в том, что эльфийская магия в совокупности с гномьей изысканностью порой могут дать удивительный эффект. Ведь подлинные гномьи умельцы, по словам их же сородичей, вкладывают в своё изделие не только частицу души, но и первобытную подгорную магию, по природе своей в какой-то степени схожую с той, которой были наделены знаменитые Семь Гномьих Колец.
Маэглах остановил выбор на небольшом перстне с сапфиром, а Рингил упросил гнома отдать ему за мешок золотых и мифриловый брелок редкой чеканки пособие по огранке, составленное Аверсандом рунами Феанора и для посвящённого представляющего собой огромную ценность. Рингил хотел отдать эту книгу в дар Элронду в благодарность за те знания, которые он в своё время получил от него.
Я не выбрал ничего, хотя многие вещи казались мне довольно интересными. Решив остаться свободным от очарования гномьих творений, я ограничился тем, что попросился понаблюдать за тем, как Аверсанд будет гранить алмазы Рингила. Это было довольно занимательным зрелищем, а под вечер, когда несколько камней были уже почти готовы, и вовсе удивительным: бриллианты засверкали, казалось бы, появившимся из ниоткуда светом, хотя в кузне было довольно сумрачно. И лишь под самое завершение своего труда наугрим, как будто вспомнив об этом и заметив меня, молчаливо сидящего в углу, зажёг несколько каменных плошек с маслом и пару факелов.
Заночевав у Аверсанда, перекусив у него сухой рыбиной, почему-то напомнившей мне ту, что вылавливал Голлум, я долго не мог заснуть, думая о том, что Эленве может что-то угрожать, что-то неясное и смутное. Смущённый этим нелепым новым чувством, я подумал было, что у меня развивается дар предвидения, и тут же погрузился в сон без сновидений.
Наутро я проснулся от звуков точильной машины Аверсанда, ни свет ни заря принявшегося за работу, и, протерев глаза, уселся в углу, ожидая, когда тот закончит, и за готовыми самоцветами придут Эленве с Рингилом. Не заметив, как прошло время, я услышал вскоре знакомые голоса.
Поблагодарив гнома за гостеприимство, я отправился с друзьями к нашему каменному постоялому двору. Эленве сегодня казался каким-то возбуждённым. На мой вопрос "Что случилось?" эльф ответил загадочной фразой из легенд своего народа:
- Рассвет краток, а день часто нарушает его обещания*...
Если говорить о рассвете, то в Мории о наступлении утра можно было догадаться лишь по всеобщему оживлению: то ли у гномов было чутьё на начало дня, то ли под землёй существовала какая-та система оповещения о времени суток.
На завтрак была рыба, теперь, правда, вяленая. Зато вино было необычайно вкусное: хозяин харчевни сказал, что специально достал его из потайного подвала для "добрых гостей". И, хотя, судя по тому, каким были произнесены эти слова, "добрыми гостями" нас особо и не считали, я был рад, что мы довольно удачно завершали наше большое предприятие - путешествие по Казад-Думу, Чёрной Бездне гномов. Стоит ещё заметить, что я в положительную сторону менялся, находясь с дорогим моему сердцу Эленве и его друзьями. Как если бы дивный народ обладал особым очарованием, способным облагораживать всё, что находится поблизости. Мне иногда чудилось, что Эленве со всей своей магией принадлежит другому миру, из которого в нас просачиваются лишь слабые отголоски красоты и величия Иных Миров.
Впрочем, с изменением моего представления об эльфах в какой-то степени менялось моё представление и о самом Эленве. Само мнение о нём, остававшееся незыблемо положительным, обрастало самыми причудливыми замыслами, на которые было способно моё воображение, и Эленве всякий раз заходился заразительным смехом, когда выслушивал эти признания.
Что касается всё более крепнущей моей привязанности к другу, без которого я теперь не представлял своего существования, то ни убавить, ни прибавить ничего при описании наших отношений к слову "влюблённость" я теперь не мог. Это идеализированное состояние, сродное экстатической восторженности, зримой только Эленве во время наших взаимных интимных признаний, не покидало меня и в минуты одиночества, и я счёл, что теперь разлучить меня с Эленве мало что способно на земле, да и под землёй тоже. После относительно спокойного дня, во время которого мы осмотрели ещё немало морийских достопримечательностей, я, отходя ко сну, обнял моего Эленве и, гладя его по длинным серебристым волосам, отчего-то всплакнул. Эленве встревожился и, оторвав меня от себя, потрепал по плечу, спросив. всё ли в порядке. А мною овладело тогда такая невыносимая тоска, такая горечь (мне на несколько мгновений подумалось, что будет со мной, если я нечаянно потеряю моего эльфа), что ещё несколько минут я приходил в себя, успокаивая свои естественные страхи мягкими убеждениями. теперь наша дружба, по меткому выражению Эленве, напоминала плоды Тельпериона и Лаурелина; и если раньше она была похожа на сияния Двух Древ, смешивающихся в урочный час, то теперь была подобна Светилам: одного неизменно тянет к другому, и полноты блеска другого без сменяющего его света было бы недостаточно.**

***

О наступлении утра я догадался по глухому бою набата, доносящегося до нашей гостиницы из соседних пещер. Эленве, склонившись надо мною, напевал гномью песенку, неизвестно где им разученную. Несмотря на то, что эльфы с таким трудом перенимают язык гномов, и человеку-то кажущемуся грубоватым и неподатливым, Эленве удивил меня своими познаниями в нём ещё до прихода в Казад-Дум. Одевшись, мы направились к завтраку. Вскоре к нам присоединились и Маэглах с Рингилом: они встали раньше нас, чтобы успеть выбрать новую кольчугу, секиру и колчан со стрелами (луки они ещё заранее снабдили дополнительной железой оковкой, чтобы уж наверняка). За столом Рингил описал дальнейший маршрут нашего путешествия через лабиринты Мории - прямо к восстановленному после давних событий*** мосту через Морийский Ров. Хотя у Рингила и было желание зайти по пути в Летописный Чертог, на изучение гномьих летописей, по его словам, ушло бы слишком много времени, и эльф сам отказался от этой затеи:
- На обратном пути, возможно, попрошу кого-нибудь снять с книги копию, - сказал он. - Думаю, в Имладрисе найдутся желающие проследить хроники подземного народа: стиль наших соплеменников хотя и цветист, но несколько утомителен. Наугримы же старательны и вдумчивы.

_________________________________________________________________

* см. "О Солнце, Луне и сокрытии Валинора"
** см. описание этого прекрасного предания о Двух Древах Предначальной Эпохи и главу о сотворении светил ("О Солнце, Луне и сокрытии Валинора").
*** имеется в виду битва Гэндальфа с морийским балрогом при переправе Хранителей через Морийский Ров в конце Третьей Эпохи.

 Отправлено: 02.10.13 18:52. Заголовок: Посвящено Толкину, л..

Посвящено Толкину, любителям его, написано с уважением к нему (ой, как я рыдал над завершающими строками "Песни о Берене и Лютиэн" и началом "Падения Дориата", кто бы знал...). Продолжение высказывания (см. выше)

____________________________________

<...> старательны и вдумчивы: долгие века упорной работы вошли в их плоть и кровь, таковы же и труды их по истории своего народа - вдумчивые и основательные. Я читал некоторые из них, относящиеся к концу Второй Эпохи - в библиотеке Элронда. Удивительным образом в них переплетены генеалогии, хронологии, легенды и мифы - с новейшими фактами; общая канва - с бесконечными отсылками к историям других народов, собствено исторические описания мешаются там со сведениями из разных областей знания - от горного дела, геграфии и гидрологии до архитектуры и свободных искусств. Особое место отведено народному творчеству - к этим реликтам гномы относятся с особым уважением. За последние десятилетия, думаю, в них найдётся немало интересного.
Эленве внимательно слушал полуэльфа. Зная страсть моего приятеля ко всем экзотическим редкостям, я поймал Рингила на слове. Завершив трапезу, мы стали собираться. Прощаясь с трактирщиком и рассчитываясь с ним, я про себя пожалел, что не смогу больше слушать по ечерам его голосистую жен с кумушками.
Так мы прошли, не останавливаясь нигде, почти весь путь до морийского рва. Величественная пещера фантастических размеров раскрыла перед нами свою зияющую пасть бесконечной пропасти, над которой балансировал на невесомых креплениях лёгкий каменный мост. Впереди шёл Рингил, затем - Эленве, а за мной, завершая шествие, шагал Маэглах.
На другом конце бездны я в последний раз обернулся на приютившую нас странную подгорную страну, несомненно великую, своеобразную и таинственную; казалось, будто бы горный самоцвет блеснул перед наи одной из своих бесчисленных граней и снова скрылся в руде.
Далее мы шли тем путём, каким уходили из Подгорного Королевства его негаданные посетители - путём Хранителей. Перед воротами я вздохнул, ведь с этими местами было связано немало преданий, а слышать трепет истории - это совершенно особое благо, ниспосылаемое лишь тем, кто жаждет познания ради него самого, а не тех выгод, которых то может ему предоставить.
Солнце брызнуло нам в глаза, едва лишь за нашими спинами пропали последние чаши, освещающие Предвратную галерею. После игры огня на полированных гранях подземного великолепия, солнце показалось мне инородным светилом, чуждым миру, из которого мы вышли, но нам пришлось постепенно привыкать к нему, тем более, что оно сияющими огнями играла на золоте листвы, и величественные панорамы осенней природы восставали перед нашими глазами.
Остановиться решили у заговорённых вод Келед-Зарама. Маэглаха, наслушавшегося рассказов о чудесах, творящихся с озером, не терпелось заглянуть в него, и вот, спястя несколько минут после того, как он спустился к водам этого удивительного водоёма, мы услышали восторженные возгласы. Спустившись к водной глади, поразился и я, увидев, звёзды, отражённые в воде тогда, когда на небосводе сияло полуденное солнце.
Расположившись у самой кромки воды, мы развели костёр и, пока Эленве разбирался с нашей морийской курицей, я принялся за исследование эльфийских рукописей, в которых в последнее время почти не заглядывал.
- Что это у тебя? - спросил Маэглах, увидев увесистый том у меня на коленях, и, когда я сказал ему, то это - "Мемуары Трандуила", он хмыкнул и отошёл в сторону. - Да, эти сказки я почитывал перед сном, когда был не в духе. Они забавны.
Я не успел вступить с ним в спор, чтобы выяснить, что же он считает забавным у короля Чернолесья, но не успел: Эленве попросил нас с Рингилом собрать пахучие травы, растущие на берегах озера и придающие, по его словам, особую прелесть любой еде, которую можно приготовить на костре.
Курочка Эленве была выше всяких похвал. Я и подумать не мог, что мой эльф мог оказаться таким искусным кулинаром. Облизывая пальцы, я глядел в огонь и казался себе самым счастливым человеком на свете.
Мы расположились ко сну на берегах удивительного озера. Когда спустилась ночь, Эленве отвёл меня к тому месту обрывистого берега, откуда открывался удивительнейший вид: зеркало легендарного водоёма отражало всё звездное небо, и казалось, что мы с Эленве стоим перед бездной, заполненной серебристым мерцанием. Я видел здесь и Алькаринкве, повторяющую свою жемчужную россыпь на глади вод, и Эллумире, И Телумендиль, и многие другие звёзды и созвездия, отражённые и преломлённые. Было прохладно, над поверхностью озера гулял холодный пронизывающий ветер, загоняющий в береговые кусты влажную вату тумана. Я глядел на воду. Вдалеке едва был виден огонь нашего костра. И тут Эленве склонился и поцеловал меня.
Меня точно сковало оцепенение: я не мог пошевельнуться, но даже если бы и мог, то не стал бы. Поцелуй эльфа напоминал падающую звезду: краток, прекрасен и ослепителен. Это трудно забыть, но ещё труднее вспомнить, ведь ничто иное не сравниться с этим потоком мыслей, чувств и ощущений, охвативших в тот момент моё неспособное к сопротивлению существо. Не знаю, горело ли моё лицо кракой стыда или, наоборот, сладострастного возбуждения, но я ответил Эленве... Сам не знаю, почему, наверное, чтобы окончательно доказать ему (и всей вселенной, ведь поцелуй - доказательство любви), что мы рядом и теперь уже неразлучимы, даже по ту сторону Гремящий Морей. Его рука, прохладная, с гибкими пальцами, скользнула мне под рубаху и нащупала область близ сердца, колотящегося сейчас так быстро, как никогда ранее в жизни. Я, теперь уже нисколько не смущаясь, обвил шею эльфа руками и склонился к ней, уткнувшись в рассыпанные по плечам серебристые волосы. Это было странное и в то же время удивительное новое ощущение: я любил прекрасного, вечно юного эльфа, на груди которого теперь засыпал. Эленве приподнял мой подбородок и поцеловал меня ещё раз.
- Знаешь, Арагонд, - внезапно произнёс он, и в его голосе прозвучала необычайная грусть, которую сложно описать человеческими словами, - Если бы не ты, меня давно уже не было бы... Меня не стало, я растворился бы, замёрз, как сотни тэлэри во льдах Хелкараксе. Мне и без того холодно в этом грустном мире, мне не сбежать из него. Во дни своей юности, когда годы не сжимали сердце так, как сейчас, я видел перед собой расстилающуюся вечность, и строил планы: прочесть то, увидеть это... А потом ко мне пришло понимание того, как всё не вечно, как преходяще... Ты - утёс в мире скорби, ты - маяк в бурных водах, ты - звезда Эарендила для уставших и отчаявшихся народов, и... Вот видишь, мне даже сказать тебе нечего. Просто знай: ты - часть меня, и без тебя этот мир станет для меня седым и дряхлым.
Он замолчал и устремил взгляд на воду. Я вложилсвою ладонь в раскрытое запястье Эленве, и мы долго смотрели друг на друга, молча, будто бы понимая друг друга без слов.
Глубокой ночью мы отправились к лагерю. Наши пальцы были сплетены, и мы неторопливо двигались через высокую густую траву. Душный аромат ночных цветов наполнял собою воздух. Это было прекрасное время, и я, спустя многие годы, вспоминал эти мгновения как одни из самых прекрасных в моей жизни.
Мы легли под одним деревом и долго глядели на звёзды, которые кружились у нас над головой, медленно и печально, и падающие звёзды прочерчивали свой путь по небосклону. Эленве глядел на меня, и в этом взгляде чувствовалось то неподдельное чувство, которое могло родиться тлько из пены любви. Серые, красивые глаза Эленве наполнились слезами, и я поспешил успокоить любимого, прикоснувшись своими губами к его устам. Эленве, напевавший сквозь слёзы какую-то песенку, внезапно затих. Так мы, тихо разговаривая на разные темы, уснули глубокой ночью, поняв, что нашли друг друга неожиданным и странным образом, и всё же тогда, когда это оказалось нужнее всего.
Будущее это показало нам со всей отчётливостью.
Следующее утро открыло перед нами роскошный рассвет, заливающий своими лучами окрестные равнины и луга, и само озеро, отражающее их от своей зеркальной глади, то там, то тут подмигивающей нам отражением звёздных глаз.
Я всё глядел на Эленве: как он двигается, говорит, поёт... И мне показалось, что счастье - это остаться с ним навсегда, хоть в благословенных чертогах Ваниамара, хоть во тьме безвременья. Хотя тех волшебных минут, которые способны осветить эльфийское волшебство, было бы вполне достаточно. Ведь эльфы способны создать подобие вечности, иллюзию, в которой, как в розовом облаке, любящие могли бы обрести то счастье возлюбленных, которое защищено от перемены или смерти*. К подобному самообману прибегали некоторые любители экзотики и пикантности в Аннуминасе и Форносте (люди, разумеется). Там организовывались целые клубы для употребления подобных зелий - в чём-то сравнимых по эффекту с действием первзданного эльфийского чародейства, более примитивного, конечно.
Теперь без Эленве я не мыслил своего существования. Мне казалось, что с таинством прошлой ночи в нашу жизнь вошло что-то, связующее нас неразделимо и навсегда, и что эта сила способна уберечь нас и нашу дружбу от любого зла.
Направившись по траве вниз, минуя Сиранону, мы, наконец, вздохнули свободным ветром невспаханных полей и лугов. Наш путь пересекали мелие реки и речушки. Настроение было вполне хорошим, я припоминал всё то, чт слышал от гномов касательно состояния близлежащих земель и согласился с Эленве в том, что разумнее было бы рассмотреть два направления: одна - на Изенгард, другое - в Лориэн, где сородичи Эленве хранят всё самое прекрасное в Средиземье. Как выяснилось, мне с моим другом было всё равно, Маэглах и Рингил же изначально примкнули к нам, и мой с Эленве выбор был всегда их выбором. В итоге мы решили взять чуть севернее, чтобы в ближайшее время достигнуть границ эльфийского королевства.
Мория вела с Лориэном слабую торговлю: их связывали разве что непревзодённые наконечники для стрел, изготовленные в Казад-Думе, драгоценности, оправленные в серебро, да рыба, отловленная эльфами в Среброструйной, обладающая, по всеобщему убеждению, целебным эффектом. Обмен товарами проводился на западном берегу реки, у брода, отмеченного большим, издалека заметным камнем - в Заповедные Рощи без особого поручительства не являлись, да и сами гномы не особо стремились загащиваться у Дивного Народа, почитая теперешнюю владычицу Лориэна за колдунью, пускай и безобидную, но всё же колдунью. Зовут её Тионна - Хранительница Волшебства, и она с супругом повелевает оставшимися ныне эльфами, не отправившимися ещё на Заокраинный Запад. Трудно сказать, что Лотлориэн процветает, но магия Перворожденных в нём ещё сильна.
К концу дня мы остановились на берегу небольшого озера.

________________________________

*мне это почему-то напоминает ролевые игры. К дурману, исходяшему от них иногда прибегают те, кому наша опостылевшая реальность уже не способна дать то, что необходимо человеку, скажем, "по потребностям" - культурным, эстетическим и пр.

 Отправлено: 02.10.13 19:42. Заголовок: http://video.yandex...

http://video.yandex.ru/search?text=%D0%9D%D0%B5%20%D0%B8%D0%B7%D0%B1%D0%B5%D0%B6%D0%B0%D1%82%D1%8C%20%D0%B2%D1%81%D1%91%20%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BD%D0%BE%20%D1%80%D0%B0%D1%81%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F&filmId=OzPZ0Soq8gE&id= - ах, Артур, ради тебя сама бы в озеро залезла и меч Экскалибур тебе достала... Когда же ты уже позвонишь мне в домофон и уведёшь в леса, как тогда, когда мы наблюдали вспышку сверхновой... Я тогда что-то плела про Данте и ролёвки, потом отдалась потоку, хех. Была ли я дурой, спрашивается?)
А была ли я дурой, когда по полям прыгала с мечами и луком, да и сейчас не прочь? Репортажи буду делать прямо с полей сражений)

Обычно в этих случаях я напеваю песенку

"Я - нелёгкая загадка
И разгадать меня непросто
Изучай меня по картам,
Изучай меня по звёздам..."

 Отправлено: 02.10.13 21:14. Заголовок: Рита имеет сердце ст..

Рита имеет сердце стоика. Она смотрит "Секс в большом городе", будучи асексуалкой. Она поёт песни тому, кто, быть может, никогда и не снизойдёт к её мольбам, и эти молитвы фимиамом курятся в вечности. Вспоминается Брюсов и его богатейшее наследие - воистину, сделанного им хватило бы на многие жизни. Вспоминаюсь я, скромный служка в храме искусств, стремящийся к тому, что, быть может, никогда и не откроется мне в той степени, в какой мне бы хотелось, алчущий сделать счастливым... А является ли желание сделать счастливым любимого/ую естественным желанием человека?..
Простите, отвлеклась.

 Отправлено: 02.10.13 21:27. Заголовок: Semper eadem* «Отку..

Semper eadem*

«Откуда скорбь твоя? Зачем ее волна
Взбегает по скале, чернеющей отвесно?»
— Тоской доступной всем, загадкой всем известной
Исполнена душа, где жатва свершена.

Сдержи свой смех, равно всем милый и понятный,
Как правда горькая, что жизнь — лишь бездна зла;
Пусть смолкнет, милая, твой голос, сердцу внятный,
Чтоб на уста печать безмолвия легла.

Ты знаешь ли, дитя, чье сердце полно света
И чьи улыбчивы невинные уста, —
Что Смерть хитрей, чем Жизнь, плетет свои тенета?

Но пусть мой дух пьянит и ложная мечта!
И пусть утонет взор в твоих очах лучистых,
Вкушая долгий сон во мгле ресниц тенистых.

_____________________________
*Всегда та же (лат.)

Бодлер

 Отправлено: 03.10.13 19:37. Заголовок: в колонках: Лихолесь..

в колонках: "Лихолесье", "Танец жёлтых листьев" ( http://www.audiopoisk.com/artist/liholes_e1/ )

это - продолжение той части повести, когда герои приходят в Лориэн (см. второй большой пост с этой страницы: http://snapetales.forum24.ru/?1-18-0-00000066-000-280-0-1380298045 )
___________________________________________________________________________________________________________________________________________

Чем выше мы поднимались, тем более торжественной становилась тишина, окружавшая покой властителей этих чудесных владений. Подсвеченные едва заметным светом, переходы вились всё выше, к тем озарённым луной покоям, в которых мы надеялись встретить привет и благословение. Затаив дыхание, мы осторожно поднимались по последней лестнице к увитому нифредилями флету, где нам и открылась высшая воля тех, благодаря которым этот край сохранил свои величие и красоту. Претерпев многое в своём многотрудном, хотя и чудесном путешествии по равнинам и пустошам Средиземья (ведь человек привыкает ко всему, а эльфы и вовсе обречены брести вместе с миром до скончания веков к его концу), я видел в Лотлориэне идеал многовековой мудрости и гостеприимства. Быть может, от усталости, а, быть может, от удивления и восхищения увиденным, я с уважением и некоторой робостью посматривал на Эленве, который теперь ассоциировался у меня с проводником или наставником, способным приблизить меня к возвышенным идеалам, к тому недостижимому совершенству, олицетворением которого явилась для меня эльфийская культура. Анарион оставил нас у входа, охраняемого парой лучников, приспустивших свои орудия. Посреди залы, по краям которого пылали фарфоровые чаши, отбрасывая блики на водную гладь в чашах с водой, стоящих тут же, искрился небольшой фонтан. Невидимые фонари, освещавшие всё пространство, таились во мраке. На резных тронах, увитых всё теми же цветами нифредиля, сидели две фигуры, поражающие своей статностью и соразмерной красотой. Их лица дышали благородством и мудростью веков, и на мгновение мне показалось, что сама владычица Галадриэль встречает нас - такими необыкновенными были хранители Лориэна в наши дни, хотя они, наверное, и не видели всей красоты Заморья.
Они поднялись навстречу нам - величавые и исполненные достоинства. Склонившись перед этой неземной красотой, я подумал, что следовало бы тщательно выбрать слова перед тем, как говорить, хотя говорить собирался лишь Эленве.
Эленве же склонил колено и произнёс:
- Приветствую владык Лориэна, великих и многомудрых!
Речь Тионны, властительницы этих чертогов, полилась ручьём, смягчив для меня все острые раны, оставленные размышлениями о том, что Эленве может меня оставить. На мгновение мне показалось, что Тионна знает меня давным-давно, и что взор её непреклонно читает в моём сердце самое сокровенное, то, что я считал своим драгоценным достоянием и с таким трудом огранённым бриллиантом - мои мечты об Эленве, мои страстные полуночные терзания и самые интимные мои помыслы о том, кто стал моей надеждой и маяком на все оставшиеся дни такой короткой жизни: во всяком случае, так думал я тогда. Несколько секунд спустя владычица перевела взгляд на Эленве, и я ненадолго увидел в ней королеву, рождённую повелевать своим народом, способную, если тому будет необходимость, поставить на место любого наглеца или, наоборот, спасти от всякого зла любого своего подопечного.
Арэлл же, владыка, оглядев нам, промолвил:
- Приветствую вас, дорогие гости, в чертогах Лориэна. Мы знаем, какой путь вам пришлось проделать, так будьте же желанными гостями у нас в наших чертогах, открытых для всякого, кто пришёл сюда с чистым сердцем.
С этими словами Арэлл подошёл к нам и вручил плод яблони, по легендам, символизирующей плодородие и благословение, поскольку именно яблоню Иаванна первой пробудила ото сна после многовековой дрёмы в Средиземье, а Тионна подала лембас - дорожный хлеб эльфов*. Чем обусловлена была подобная доброжелательность, я не мог понять, то и дело вопросительно посматривая на Эленве, но хлебец принял с почтением, осторожно подняв глаза на прекрасную эльфийку, с таким доверием отнёсшейся к путешественникам, нагрянувшим в её владения в закатный час.
- Мои помощники помогут вам и проводят вас в ваши покои, - добавил Арэлл, протянув мне чашу с водой из одного фиала, стоящего неподалёку от трона. - Пейте, это умиротворяет дух и приносит успокоение уставшему уму. Думается мне, и чертоги Казад-Дума не смогли уберечь вас от тех опасностей, коими изобилует наш мир.
Сказав это, Арэлл подмигнул мне с небывалой для эльфа весёлостью, и мне полегчало, несмотря на всю одиозность обстановки и торжественность ситуации. Или это так подействовало вино, горчащее и пахнущее травами, опоёнными росой? Во всяком случае, я посмотрел на владыку с благодарностью.
Вскоре вернулся начальник лориэнской стражи и отвёл нас в отведённые нам покои.
Мы с Эленве расположились несколькими ярусами ниже, в отдельной нише, скрытой от посторонних взглядов большой, но почти невесомой шторой. Здесь, наконец-то оставшись наедине, мы могли вновь отдаться власти грёз и мечтаний, делиться друг с другом самым сокровенным, да и просто остаться вместе, в общем, заняться тем, что в совокупности называется любовью.
Разве не дивны были те источники сил и вдохновения, которые мы черпали из древних писаний, заканчивающихся, как правило, благополучно, хотя на мой взгляд создание совершенно нового мира - занятие весьма хлопотное и трудоёмкое, хотя и небезынтересное. Поскольку многое из нам прочитанного заканчивалось исчезновением или уничтожением старого, великого, и перед героями наших книг восставало новое, неизведанное и странное, то мне постепенно приходилось привыкать к неожиданным поворотам сюжета и к тому, что необходимо было дописывать незаконченные (да и неначатые) эпопеи за других. Как я уже писал, Эленве был для меня в этом неоценимым помощником. Вдвоём мы проворотили столько работы, сколько нам по одиночке и мечтать не приходилось.
Когда светила луна, ароматы увядающего бабьего лета, а затем - входящей в свои права осени беспокоили моё обоняние вместе с дымом костров, изредка разводимых кем-то меж мэллорнов. В эти томительно-сладостные минуты на моё сердце ложилось чувство непонятной горечи, смешанной с ощущением одинокой печали, точно рождённой холодным октябрьским небом. На какие-то мгновения мне казалось, что вот-вот, и я упущу из рук моё счастье, мою единственную надежду, то, что я по праву считал единственным своим достоянием - эльфа по имени Эленве.
Холодными ночами мы коротали время за нотными тетрадями, которые Эленве вёл с особой тщательностью, записывая туда все свои достижения в области музыкального искусства.
В какие-то моменты я испытывал щемящее чувство жалости к Эленве, далеко отличное от сострадания. Оно, это чувство, было скорее мимолётно, нежели устойчиво, но и тогда я, казалось, приблизился к вечности ближе, чем за все годы тщетных попыток выразить невыразимое. Любовь - чувство многогранное, порой оно выражает себя в формах необыкновенно изящных, порой - недоступных для понимания. Так было и с Эленве. Никогда мне не удавалось приблизиться к пониманию нашей близости настолько, чтобы разгадать её тайну, чтобы соединить хотя бы в подобие целого те многогранные восторги, коими богата была наша совместная с ним жизнь. Ускользающие от повторения, они становились уникальными и хранились лишь в виде слабых отголосков в нашей с Эленве доселе ровной памяти. Быть может, память Эленве была гибче и более способной к воспроизведению или передаче в пении чувств, что когда-то горели в нас обоих.
Часто мне хотелось жить ради чего-то одного, чего-то, ради чего я мог бы многим пожертвовать, того, к чему я бы мог бесконечно приближаться, и не приблизился бы никогда, а если это чудо и произошло бы, то я смог если и не притянуть это бесконечное святое к себе, то, по крайней мере, жить с сознанием, что я был этого достоин. Такова была любовь Эленве ко мне.
В эти минуты мне казалось, что те блага, которые небеса отмеряют мне слишком щедро, или слишком скупо (что одинаково плохо), сейчас ниспосланы мне той благой м е р о й, к которой стремятся, осознанно или бессознательно, все наделённые разумом существа. Я начал, как когда-то очень давно, стремясь приблизить себя к чему-то большому, чем я сам, ориентироваться на Эленве как на недостижимый идеал, и это дало мне силы двигаться дальше в том же унылом сумраке. который нам предоставила жизнь. Было ли это необходимо для нас, было ли это тем, что мы обычно называем испытанием - я не знаю, но понимание того, что эти чудесные мгновения можно и нужно удержать, несмотря на вымученную неустойчивость основы их проявления в мире, я ощущал на всех уровнях своего восприятия.
Лотлориэн выявлял всё лучшее в тех, кто появлялся в его чудесных окрестностях. Так было и с нами, и необыкновенная отзывчивость Эленве на всё, происходящее в природе, вкупе с моей наблюдательностью получило своё особое оформление на лоне клонящейся к угасанию пышности этой природы. Эльфы многому научили нас за это время, я только и занимался описанием своих и вымышленных (то есть, моих героев) любовных чувств и ощущений, и это занятие казалось мне единственно достойным и стоящим внимания. Чувствами Эленве я не занимался отчасти оттого, что считал своего эльфа достаточно искушённым в чувствознании, отчасти оттого, что чувства эльфов были непостижимы и непонятны для меня, и эту загадку я предпочёл бы не разгадывать. Зная то, с какой лёгкостью Эленве мог проникать в души других людей (да и эльфов тоже) и выражать это в своих песнях, я решил не беспокоить того, кто стал для меня моей судьбой.
В этих своих занятиях я провёл оставшуюся половину сентября и начало октября. За это время мои чувства к эльфу становились всё более выразительными, и их нельзя было не заметить, тем более острому взгляду эльфа. Странно, почему раньше я никогда не размышлял о возможности такого альянса. Мало-помалу образ Эленве становился всё более плотным, двигаясь от эфемерности ко всё более осязаемому своему живому двойнику. Он заслонял собою те горизонты, к которым я всю жизнь изо всех сил старался приблизиться. Появились смутные предчувствия, страхи о том, что м о и чувства останутся неразделёнными, и эти страхи глубоко ранили меня. Эльфы Лориэна, достаточно проницательные, чтобы не заметить мои терзания, подкинули мне пару-тройку советов касательно того, как мне следует поступить с э т о й с в о е й л ю б о в ь ю, но мне почему-то было не до них. Мне казалось, что я смогу справиться с этим нахлынувшим потоком самостоятельно. И не ошибся, хотя сердце моё истекало кровью.

___________________________

*знак высшего доверия эльфов к людям, лембас хранился только у владычицы Лориэна.

 Отправлено: 03.10.13 21:36. Заголовок: в колонках: "Мел..

в колонках: "Мельница" - "Песнь о Берене и Лютиэн", "Песня Галадриэль".

"Среди преданий о поражении и скорби, что дошли до нас из тьмы тех дней, есть и такие, в которых сквозь рыдания проступает радость, а под сенью смерти таится бессмертный свет" - так, если не ошибаюсь, начинается повесть о Берене и Лютиэн, "Ле о Лейтиан", "Освобождение от оков", всеми эльфами любимая песнь. Эх, был бы жив Толкин, я бы ему позвонил, хотя, если мне не изменяет память, в своё время после выхода "Властелина Колец" ему пришлось поменять номер телефона, чтобы избавиться от навязчивых поклонников.
________________________________________________

Эленве, без сомнения, был замечательным исполнителем, достойным того, чтобы его слушали в залах любой величины любых властителей Средиземья, но была и другая сила, связывающая существа Арды покрепче любых оков. Судя по всему, узами этих отношений с Эленве был связан и я, переняв у последнего всё, что тот сумел выявить через себя в мир. Таким образом, моя зависимость от эльфа переросла в манию, в то тревожащее душу смутное ощущение рока, которое рождает любые предчувствия и даёт силу любым крайностям, к которым подталкивает влюблённых это вечное, как мир, чувство. Влечение Эленве ко мне, как мне казалось, можно было исчислить мгновениями или днями, которые мы провели вместе, но только не теми обычными силами души или привязанностью, которые скрепляют друг с другом людей.
С Эленве я обычно чувствовал себя как в начале осени на лоне начинающей увядать природы или на старом кладбище, когда мы отдыхали, лёжа на мраморе старинных могильных плит. Даже воздух там, где был Эленве, становился чуть прозрачней, а небо - более синим, и кристально чистым становился взгляд эльфа, когда тот глядел на меня из-под прекрасных полузакрытых век. В эти минуты мне становилось понятней (как мне казалось) грусть Эльфов, как покинувших Средиземье, так и оставшихся в нём: так, наверное, их тревожат часто воспоминания о днях беспечальной юности Арды.
Но и самые прекрасные дни в Лотлориэне не могли заменить мне те чудесные дни, которые мы с Эленве првели на кладбище Форноста: старинные надгробия и памятники навевали какое-то совершенно особое настроение. Сам Эленве признавался, что эти впечатления мало с чем могли сравниться. Ароматы увядания, даже тления, в какой-то мере сопоставимые с ощущением вечности и быстротечности бытия, охватывающие нас в этом странном месте, подвигали нас к моментам творческого полёта фантазии, одной способной расцветить унылое однообразие серых будней, проводимых в четырёх стенах нашего городского дома или в задымлённом клубе. Это было единственным спасением от убогой пошлости жизни, в которую ввергало нас существование в мире городской богемы, изумляющей порой своей недалёкостью по сравнению с моими ожиданиями от неё. Эленве над этим тоже посмеивался, однако и он, бессмертный, боготворил кладбищенское небо и траву, говоря, что они навевают на него приятную дремоту. Однако и во всех других отношениях, я думаю, он меня понимал не хуже. Лунный свет, заливавший порой кладбищенскую дорожку и могильные холмики, служил естественным освещением для нас, разбавлявшего его ещё и искусственным - свечей, которых мы приносили с собой. Временами мы встречали там и молодых людей, одетых в чёрное, разделявших наше увлечение всем тёмным, таинственным и необъяснимым - я радовался и этим встречам, уповая на то, что они не случайны.
Эленве любил читать мне страшные рассказы из книг своей обширной библиотеки, и, когда зеленоватый свет десятка свечей, расставленных поодаль, добавляли жути мрачным развалинам древней часовни, я поёживался от страха, мурашками закрадывающегося мне за шиворот.
Череда странных смертей, вскрыв свои мрачные тайны, прошла по нашему городу. Среди многочисленных зверски убитых и растерзанных людей и эльфов два трупа были обнаружены и на нашем любимом кладбище: один - в подвале часовни (тело было распято в круге пентаграммы), второй - в канаве, пролегающей вдоль кладбищенской стены, обескровленный и бледный, как лунь. Причину этих странных явлений отдали на рассмотрение передовых ищеек столицы, но и нам, постоянным посетителям погоста, во избежание недоразумений, пришлось на время перебраться на близлежащий пустырь.
Прилегая к каменной ограде, над которой склонились ветви древних дубов и ясеней, пустырь представлял собой прелюбопытное зрелище растворяющегося в заливных лугах каменного пласта земли, окаймляющего северо-восточную оконечность города, украшенную руинами древнего поместья, древнее которого, наверное, этот город и не видел. Странной истомой веяло от этого запущенного места, и мы полюбили его столь же пламенно, пусть и на время, как и наше старое кладбище.

***

Так потихоньку мы с Эленве подходили к тому, что оставляло на наших сердцах глубокую печаль. Мне казалось, что с тех пор она, эта печаль, становилась неизбывной, и ничто - ни эльфийские дары, ни струи Среброструйной - не могли исцелить нас от этих странных ран, нанесённых пребыванием в Лориэне. Необычный вывод был обусловлен тем, что мудрость и красота, взращиваемая там, так не соответствовала унылой грусти той грустной реальности, с которой мы столкнулись, уходя из этого дивного места, где само небо дышало благодатью.
Унося с собою из Лориэна древние свитки, испещрённые памятными текстами и надписями, относящимися ко Второй Эпохе, я тешил себя надеждой, что когда-нибудь, пусть и с помощью моего бесценного Эленве, я смогу приблизить себя к пониманию тех сложных и многоразличных процессов, из которых была соткана канва истории Арды времён величия Нуменора. Приняв во внимание наущения тех эльфов, что были современниками становления Арнора и Гондора, я составил в голове приблизительный план моего труда. Также меня занимал вопрос о том, какими судьбами в Лориэне ещё остались перворожденные, сохранившие и приумножившие его величие и красоту (на подходе к нему это сомнение почему-то сменилось убеждённостью в незыблемости этого острова мудрости, и я решил отложить расспросы Эленве на неопределённое время).
Путь наш лежал, как и у отряда Хранителей, на лодках по Андуину вниз. В эти лодки мы сложили всё своё немногочисленное добро. Было красивое, раннее-раннее осеннее утро, и первая осенняя листва опадала на струи Великой Реки. Подхваченная течением, она, влекомая им в неведомые дали, словно приглашала пуститься за нею в путь. Как ни грустно было расставаться с Лориэном, я всё-таки считал этот этап нашего пути безусловно завершённым, необходимым, пусть и незабываемо прекрасным. Что-то внутри подсказывало мне, что пламя бессмертия, полыхающее в Лориэне, обжигающе-вредно для смертных сердец, и то, что так трепетно сохранялось в этом удивительном краю для мира, в какой-то степени губительно в больших количествах: столь несовершенны те закатные огни, освещающие наш путь в сравнении с огнями Лориэна.
Эленве шёл позади меня и смотрел мне в спину: я явственно ощущал на себе его взгляд. В эти необычные минуты мне казалось, что само очарование Лотлориэна каким-то образом подействовало и на моего эльфа: он как будто стал более статным, более мужественным и несравненно более прекрасным, словно лик его отбелила луна. Тайная магия этих мест благотворно подействовала и на меня: моё внутреннее зрение стало чётче и острее, я как будто стал лучше понимать Эленве, чья сущность оставалась для меня тайной и загадкой. Всё существо наших отношений преобразилось - опоэтизированные легенды о дружбе людей и эльфов не воздействовали на нас так сильно, как возвышенная природа нашей привязанности друг к другу.
Забравшись в лодку, я невольно взглянул на луну, заливавшую всё вокруг серебристым мерцанием. Едва мы отплыли, провожаемые грустными взглядами эльфов и мудрыми - их владык, я почувствовал на своей шее жаркое дыхание Эленве, а через несколько секунд он обвил меня своими красивыми руками и поцеловал, повалив на дно лодки, усыпанное нифредилями. Берега, освещённые огнями сотен маленьких свечей, оставались позади. Слышались только бесконечно прекрасные песни эльфов, постепенно смолкающие в подзвёздных сумерках, да плеск волн, искажающих ровное отражение звёздного неба в холодных водах Андуина. Какое-то время наши лодки плыли сами, заговорённые, и мы с Эленве лежали на дне, сплетая наши руки, глядя друг на друга влюблёнными глазами и целуясь, точно впервые признавшиеся друг другу в любви. Эленве запел какую-то неизвестную мне красивую песню, её подхватил Маэглах, и песня эта понеслась над водами Великой Реки, обгоняя ветер. Великолепные звёзды сияли над нами и, как мне казалось, освещали нам путь. Вскоре Маэглах замолк - ему с Рингилом, да и нам, пришлось взяться за вёсла: магия эльфов постепенно иссякала, медленно, но неумолимо догорали свечи, прихотливо укреплённые на носу, бортах и корме наших лодок, и лишь мерное благоухание нифредилей напоминало нам о великолепии благословенного края, откуда мы отплыли.
Постепенно ночь догорала, над рекой поднимался рассвет. Начинали распевать первые проснувшиеся птахи, кто-то плескался воде у берега. Ярко, до самого воцарения солнца на небосклоне, соперничала со светилом яркая звезда, но вскоре и она погасла. Дубовый лес уступал место березняку, еловый пролесок - высокому кустарнику, перемежающемуся кое-где со смоляными соснами - растительный мир был самым разнообразным. Это воодушевляло, радуя взор, и Рингил, большой любитель и знаток фауны надземного мира, пустился в объяснения, к чему то или иное растение и какую роль оно играет в общем цикле жизни всего, что растёт и множится на берегах славной реки. Эленве же, казалось, заснул: его неподвижное тело застыло, лицо перестало выражать что-то помимо безмятежности, а открытые глаза уставились в ту небесную точку, где ночью сиял Вильварин*. В пальцах эльф сжимал цветок нифредиля. Так, заслушавшись полуэльфа, мы плыли до обеда. Когда солнце стояло в зените, я разбудил Эленве поцелуем, и тот проснулся, моргнув на меня своими большими серыми глазами. Слившись в блаженном экстазе поцелуя, я и не заметил таращившихся на нас Маэглаха и Рингила. Не привыкнув ещё к столь неприкрытому выражению чувств, они считали, по-видимому, наше с Эленве лобзание обманом зрения или утренним миражом.
Перекусив эльфийским лембасом, мы, не останавливаясь, продолжили свой путь вдоль удивительного побережья Андуина. Обнаружился и ещё один удивительный талант Эленве - разжигать огонь для костра без помощи кресала или какого-нибудь другого вспомогательного средства. Правда, скоро пришлось погасить его, чтобы он не сжёг наши лодки, и, хотя эльф списывал всё на магию Лотлориэна, иногда, когда мы долго не могли развести огонь, под его умелыми руками вскорости вспыхивало маленькое пламя.
День и вечер прошли без особых приключений, и на потоки Великой Реки и её окрестности опускалась холодная осенняя ночь. Воздух был на удивление прозрачным и чистым, хотя однажды со стороны берега потянуло дымом, что немного напугало меня. Ведь в этих безлюдных местах вряд ли кто-то добрый разбил бы свой лагерь.
Немного устав за день, я решил отправиться спать чуть раньше обычного, не прощаясь со своим возлюбленным, что-то читающего на небесной карте (мне казалось, узор наших судеб). Я отвалился на барсучью шкуру, свёрнутую у кормы, прикрыл себя стёганым одеялом и зарылся в нифредили. Спустя несколько минут я услышал рядом с собой мерное посапывание, едва слышное, моего вечно юного спутника, и сердце моё понемногу успокоилось. Страхи за Эленве, за то, что с ним может случиться что-то непоправимое, постепенно растворились, точно утренний туман над рекой, и я заснул спокойно, блуждая во сне в зарослях папоротника в поисках его редкого цветка.

________________________________________

*Вильварин - "бабочка", скорее всего, название Кассиопеи

 Отправлено: 03.10.13 21:57. Заголовок: Вспоминается "My..

Вспоминается "My immortal" "Evanescence", когда я редактирую эти страхи Арагонда за своего приятеля. Неожиданный флафф.

http://www.audiopoisk.com/?q=My%20immortal%20Evanescence

When you cried I'd wipe away all of your tears
When you'd scream I'd fight away all of your fears
And I've held your hand through all of these years
But you still have all of me

You used to captivate me
By your resonating light
But now I'm bound by the life you left behind

Your face it haunts my once pleasant dreams
Your voice it chased away all the sanity in me

Когда ты плакал, я вытирала твои слёзы.
Когда ты кричал, я прогоняла прочь все твои страхи.
Я держала твою руку все эти годы,
Но и по-прежнему я всецело принадлежу тебе.

Раньше ты очаровывал меня
Своим внутренним светом.
Но теперь я привязана к тебе жизнью, которую ты оставил позади.

Твоё лицо преследует меня в моих когда-то прекрасных снах,
А твой голос лишил меня разума.

 Отправлено: 04.10.13 15:04. Заголовок: в колонках - Хелавис..

в колонках - Хелависа: "Нимродель", прекрасная песня об эльфийской деве, заснувшей на берегу речки Гирлайн и не успевшей вовремя на отплывающий на Запад корабль ( http://muzofon.com/search/%D0%BD%D0%B8%D0%BC%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%B5%D0%BB%D1%8C )
Слова на русском - тут: http://www.folk-world.ru/A-rus-anoriel/anoriel-ballada-o-nimrodel.html

Эленве разбудил меня рано утром, предложив принять участие в утренней рыбалке. Удочки лориэнские эльфы заранее положили нам в лодки, и мы забавлялись тем. что по очереди выуживали из реки одного карпа за другим; попадались даже щука с раком, правда, леску после этого пришлось заменить.
Причалив к берегу, мы вышли на твёрдую землю, решив перекусить на сей раз не лембасом, а обычной жареной рыбой. Вскоре заполыхал огонь, и великолепное пиршество в честь великой Варды Элберет было дополнено бутылкой восхитительной мадеры, невесть каким образом сохранённой Эленве. Славно повеселившись, мы засыпали костёр и вернулись вновь к своим речным домам.
И вновь долгий путь, песни Эленве, которые я едва успевал записывать; ели сменили ольшаники, низкий кустарник сменил высокий; прямые равнины взбугрились пологими холмами, то и дело вздымавшими свои вершины над лесом; изредка между ними проглядывал приподнятый горизонт. Я едва успевал записывать творчество Эленве, проявившееся теперь в тех удивительных песнях, коих я имел счастье слышать. В перерывах между моим новым занятием я изучал рукописи, захваченные мною из Лориэна. Это было удивительнейшим делом. Из них я извлёк воспоминания некоторых Отказавшихся эльфов, по просьбе лориэнских владык отплывших на запад, перенявших у них владычество, и вот теперь, встретив нас так тепло, обосновавшихся там и прибавив свои силы и знания к многомудрому наследию Галадриэли, Келеборна и многих других выдающихся нолдоров. Приняв на себя дела и заботы уставших от мира правителей Лотлориэна, они помогли ещё надолго сохранить в целости столь необходимую порой для перворожденных магию, избавив тем самым эльфийское наследие от полного уничтожения в этом видимом мире.
Мне показалось, что я, наконец, сумел разобраться в тех сложных перипетиях давних событий, которым отдал почти всё своё свободное время. Пергаменты, исписанные мелкими пометками, стали теперь частью занятной игры для меня как для историка, наконец-таки сложившего в относительно стройную концепцию все факты, пропущенные через аналитическое сито ума, и наслаждающегося теперь лицезрением этой картины. Ближе к обеду Эленве оторвал меня от этого занятия. указав на левый берег Андуина, где пришёл на водопой табун великолепный диких степных коней. Это было своеобразным зрелищем, и я глядел на животных во все глаза, как будто бы видел их впервые. Отчасти это было связано с влиянием на меня эльфа с его влюблённостью во всё живое. Я верил Эленве во всех проявлениях его доброжелательности и попытках раскрыть мне что-то новое - от бесстыдных тайн городских салонов до глубоких тайн жизни. Во всяком случае, Эленве казался мне достаточно пригодным хотя бы для того, чтобы вверить ему свою жизнь. И эльф, как мне казалось, до сего момента оправдывал это доверие. Ближе товарища и друга я найти пока ещё не мог, и, хотя меня самого иногда посещали странные видения и мечты касательно моего отдалённого будущего, да и просто картинки недалеко отстающих от прошлого и настоящего событий, мне казалось, что прозорливые признания моего друга заслуживали большего внимания.
Постепенно мы приближались к Агронатам, за которыми течение убыстрялось, указывая на то, что совсем недалеко воды Андуина низвергались вниз водопадами Рэроса. Великолепные каменные гиганты, освещённые лунным светом, остались позади (мы миновали их ночью), и мы решили разбить стоянку на берегу, в тихой камышовой гавани, где течение замедлялось и можно было бы спокойно наловить рыбу на ужин.
Маэглах с Рингилом расположились на ветвях огромного дуба, раскинувшего свою величественную крону неподалёку от берега. Мы же с Эленве решили заснуть в лодках прямо под еловыми ветками, источающими ароматы хвои. Сквозь ветви просвечивали яркие осенние звёзды, и мне приятно было лежать в задумчивости и глядеть на это небо, в котором, как в чистом холодном озере, отражались мои чувства к тому, кто стал моей судьбой.
До середины ночи я вил косички роскошной гриве Эленве, слушая длинные, романтического склада баллады, как выяснилось со слов эльфа, мне посвящённые, и это мягкое мурлыканье его златострунного голоса было лучшей музыкой для уставшего от однообразного плескания воды под вёслами путника. Эльф мягко приподнял моё лицо своими нежными ладонями, и блеск его глаз казался чистым зеркалом, где всё является прекрасней, чем есть на самом деле.

 Отправлено: 04.10.13 17:42. Заголовок: Эта ночь запомнилась..

Эта ночь запомнилась мне тем, что Эленве показал себя во всей красе. Бледный, длинный, но прекрасный, эльф, казалось, ответил на все вопросы (или почти все) моей юности, изложив мне с лёгкой улыбкой всё, что тревожило меня, с бесконечным изяществом. Затем, пробежав своими лёгкими пальцами по моему лицу, он полушёпотом произнёс слова древнего заклинания, погрузившего меня в дрёму. В этой восхитительной дымке передо мной проплыли видения далёких стран, необыкновенно отличных от знакомого нашему глазу пейзажей. В эти чудесные мгновения мне многое хотелось сказать эльфу, даже через завесу этих туманов; в голове роились тучи мыслей, выраженных знакомыми мне поэтами в стихотворной форме, и так хотелось передать хотя бы часть этой красоты вкупе с моими переживаниями Эленве.
Нам было холодно, и мне хотелось, чтобы мой Эльф был потеплее укрыт, равно как и он, по его признанию, высшей ценностью считал моё здоровье и целостность а поэтому готовил ужин сам и заботливо потыкал под меня одеяло, когда я засыпал. Утром же он будил меня тем, что рассыпал по моему лицу разнообразные цветы и травы, великолепными ароматами будоражившими моё воображение. Растирания которыми эльф баловал меня, смягчали любую грусть, что царила у меня в душе. А иногда мне было так грустно и тоскливо, что хотелось поскорее умереть забыться вечным сном без сновидений, или сном без сновидений, или сном, исполненным смягчающими душу грёзами. В эти минуты я просто отворачивался к борту лодки и попытался заснуть, не желая беспокоить эльфа своими сомнениями и смутными страхами.
Снилось мне в такие ночи что-то несуразное, хотя и сквозь эти странные видения проглядывало зерно рациональности, такой, насколько это возможно на пространствах Средиземья, где магию сохранили одни лишь эльфы, да силы иной природы. Эленве был прекраснейшим спутником, когда его нежные руки ласкали меня, а тонкие пряди волос, ниспадающие на его шею и сплетающиеся с моими, серебряными нитями блестели в лунном свете, я был самым счастливым человеком на земле.
О снах вообще следовало бы поговорить отдельно. Это был совершенно особый мир, в котором ни я, ни мой двойник, бодрствующий, пока я сплю, в должной мере не ориентировались. Во снах мне являлось то, чем я не мог быть в действительности - например, любовником ясноглазого эльфа из трактира в Форносте или одним из тех молодых людей, что шастали по ночам на кладбище в поисках вдохновения. Мне явились также ответы на многие ми вопросы, о которых я раньше думал лишь с благоговением, свято считая, что на них ответов нет. Мне снились легенды, обрамлённые в прекрасные оправы: живые книги, люди и музыка, которую, после долгих лет ожидания, играли специально для меня.
Когда Эленве рассматривая в очередной раз звёзды на ясном осеннем небе, позвал меня к себе, мне подумалось было, что он хочет показать мне звездопад, новую, поднявшуюся над горизонтом звезду или ещё какое-нибудь небесное откровение, но тот, обхватив меня за руку, оттащил в кусты. Там, проведя ладонью по моим ровным, гладким волосам, он страстно зашептал мне в уши, что ему давно неймётся повторить те милые шалости, которым мы свободно предавались в Лориэне или Форносте, никем не замеченные. Так, во влажной тиши кустов, мы снова познали друг друга, отрешившись от всего волшебства природы, отдавшись чувствам друг друга и понимая только друг друга.
<С Эленве мне было хорошо, особенно тогда, когда он размеренными толчками вбивал в меня свою страсть, закрыв глаза и закусив губу, слегка отвернувшись в сторону. Кончив одновременно, мы, обессиленные, упали на полог из сентябрьских листьев и замечтали о том, что ожидало нам во тьме безвременья>

 Отправлено: 07.10.13 20:34. Заголовок: http://www.youtube.c..

http://www.youtube.com/watch?v=k4cuAiLhXwE - ржач, посмейтесь и вы, дамы и господа. "Мерлин" на мелодию и фразы из "Служебного романа".

 Отправлено: 07.10.13 20:52. Заголовок: http://www.youtube.c..

http://www.youtube.com/watch?v=TXM27AgvveU - ахх, и эта песня... Почему-то она всегда мне нравилась (там есть ещё отношения Мерлина и Артура на песню "О Боже, какой мужчина", слэш: http://www.youtube.com/watch?v=5YcM5tkyQDc). Вспоминаются старые добрые времена, когда нашу душу, действительно, часто побеждало тело, и развесёлые эротические приключения удачно вписывались в канву какого-нибудь героического боевика типа "Девяти принцев Амбера", простите уж, если кроссовер неудачный (удачней было бы сравнение с "Гобеленами Фьонавара").

 Отправлено: 07.10.13 21:13. Заголовок: http://upload.wikime..

http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/0/00/Burne-Jones_Last_Sleep_of_Arthur_in_Avalon_v2.jpg?uselang=ru - картины Бёрн-Джонса легкоузнаваемы, и эта, на которой показан последний приют Артура на острове Авалон, навевает странные грёзы, более прекрасные даже, нежели "Зачарованный Мерлин" - картина того же автора, о которой Уайльд говорил, что она "исполнена магии" (по легенде, Вивиана выведала у влюблённого в неё Мерлина все тайны волшебства и заточила его в камень): http://blog.i.ua/community/1952/845325
Перечитываю "Смерть Артура". Раньше бродил с этой книжкой по лесам в одиночестве - она очаровывала меня лучше любого другого зелья. Великолепны иллюстрации к ней Обри Бёрдслея: http://bittrade.com.ua/Stat_Berdalei.html

 Отправлено: 08.10.13 13:57. Заголовок: http://www.youtube.c..

http://www.youtube.com/watch?v=GfWPFXoHyic - думал, догадается ли кто-нибудь наложить историю Морганы на эту песню?..

 Отправлено: 08.10.13 17:46. Заголовок: Продолжение приключе..

Продолжение приключений (а, вернее, очередная версия романтического знакомства) Седрика Диггори и Малфоя. Первая глава аппелирует к событиям второго курса, когда Гермиона, устроив переполох на уроке зельеварения, решается выкрасть шкуру бумсланга из шкафа Снейпа, чтобы сварить Оборотное зелье. Продолжение следует.

____________________________________

Глава 1. Mortis Angelorum или Пуффендуец

- Эй, а ты там смотри, да не засматривайся! - буркнул Малфой изваянию старого колдуна, склонившегося над котлом и озирающего всё вокруг своим искусственным глазом.
В подвалах Слизерина было натоплено и надушено. В воздухе витали ароматы трав и курений, над многочиленными котлами вился характерный для Mortis Angelorum спиральный фиолетовый дымок. Домашнее задание для пятикурсников было довольно сложным - зелье предназначалось для того, чтобы погрузить в сон, исполненных дивных видений, всех, кто пригубит хотя бы глоток. Говорили, что у идеально сваренного напитка есть свойство лишать страха смерти, но этого не получалось ни у кого со времён Удольфа Расторопного.
Малфой склонился над книгой, изучая программу дальнейших действий. Его самолюбию льстило то, что в случае правильно сваренного зелья он окажется лучшим на курсе и привнесёт в копилку Слизерина пятьдесят очков. Тщательно взвесив все необходимые компоненты, он принялся нарезать щупальца осьминога, как вдруг услышал за свей спиной голос:
- Чем это вы тут занимаетесь, коллега?
Малфой вздрогнул и едва не опрокинул лоток с щупальцами. Над его плечом склонился никто иной, как сам Седрик Диггори, пуффендуйский красавчик и староста своего факультета.
- Жарю рождественскую индюшку, - бросил Малфой на Седрика взгляд исподлобья. Выскочка с дурацкого факультета ему не нравился, равно как и то обстоятельство, что он стоял сейчас в сердце слизеринских владений, тайны которых не выносились за пределы их гостиной, с участливым видом доброго пуффендуйского дядюшки. - Ты пароль как узнал? - спросил Малфой, набираясь решимости выставить Диггори за дверь.
- Гостеприимства не лишены и ваши холёные слизеринские сородичи, - то ли с усмешкой, то ли с сопереживанием ответил Диггори, встряхнув своей роскошной золотистой гривой, намекая, по-видимому, на хвалёное радушие пуффендуйского крыла. - Пэнси Паркинсон по пути сюда захватила и меня, обещая показать мне окрестности Лунной Лужайки.
"Паркинсон что, объелась белены? Или её опоили амортенцией?" - Драко опешил. Подобного поворота событий он никак не ожидал. Дело было даже не в том, что пышногрудая слизеринка Пэнси могла клюнуть на Седрика Диггори, хоть и красивого, но всё-таки простого пуффендуйца, а в том, что на Лунную Лужайку не отваживались наведываться самые отчаянные смельчаки и авантюристы Хогвартса. Обитающие там духи, по всеобщему убеждению и паре-тройке несчастных случаев с летальным исходом, были, мягко сказать, не слишком дружелюбно настроены по отношению к незванным пришельцам. Даже если бы Паркинсон рехнулась, она на такое бы не решилась - трусиха из трусих, Пэнси до дрожи в коленках боялась помимо мышей, жаб, сов, ночных шорохов и факультетских привидений ещё и некоторых преподавателей, не говоря уже о непонятных зловредных полтергейстах, облюбовавших Лунную Лужайку.
Малфою ничего не оставалось делать, как вернуться к своим пассам над котлом - дел было ещё невпроворот: ему, помимо зелья, надлежало было ещё закончить эссе для Стебль, заключающееся в анализе и описании трав, ходящих в употреблении в XVII веке, и поэтому на выяснение отношений с Диггори ему просто не хватало времени.
Пуффендуец, однако, не ушёл, а продолжал молча наблюдать за чудодействиями Малфоя. И - странно - на какое-то мгновение холодное сердце Драко почувствовало некую приязнь к Диггори, ненавязчиво пододвинувшего поближе к Малфою банку с эдразебой. "Вт он, явился, судя по всему, не запылившись, из какого-то другого мира, в котором будто бы осталось ещё что-то незапятнанное и светлое; сидит тут, смотри то в котёл, то на него, истинного дитя Слизерина, точно пытается вызнать что-то... И как там у них, на факультете? Все ли относятся друг к другу так, с симпатией, или он один такой, староста, нравственный блюститель?" - так размышлял Малфой, перемешивая черпаком малиновое варево, источающее тонкий аромат весенних трав. "Так, стоп... - остановил он себя. - Шесть раз по часовой и один - против. Едва не сбился. И у нас не хуже".
Гордость потомственного аристократа взяла своё. Как-никак, и Слизерин тоже имел свои вековые традиции, поддерживаемые с той же тщательностью и основательностью, с которой не мешало бы ему приниматься за зелья. Ошибаться сейчас нельзя.
Но воспоминания невольно захлестнули Малфоя, и в памяти возникли Малфой-Менор, тот счастливый день, когда к нему вместе с совой влетело в комнату приглашение обучаться в Хогвартсе, и вокзал Кингс-Кросс, и первая неделя в школе чародейства и волшебства, где учились его отец и дед, да и все родственники по отцовской и материнской линии. Он вспомнил первое лето, которое он решил провести не дома, а в стенах замка; вспомнил игры, которыми, помимо квиддича и волшебных шахмат, развлекали себя первокурсники-слизеринцы. По правилам одной из них (впрочем, в этой игре не было никаких правил - игроки были призваны проявить свою смекалку и хитроумие) победителем объявлялся тот, кто достанет из хранилищ Снейпа парочку редких болотных слизней, которыми преподаватель хвастался перед всяким, кто захаживал в его лабораторию (таких было немного, за исключением разве что Пивза, на которого профессор зельеварения не обращал внимания, да Пинса, преподавателя истории магии, вплывшего к Снейпу уточнить пару-тройку дат и фактов. Вот перед ним-то, как помнил Драко, Снейп и вертел баночкой с мутным содержимым). Если этих слизней растворить в настойке руты, то можно будет добиться эффекта мантии-невидимки - на это-то и делал ставки Кровавый Барон, излагая второкурсникам суть устоявшейся школьной традиции. Судя по всему, Снейп и сам частенько использовал это снадобье, так как не обращал на пропажу одного флакончика из драгоценной коллекции никакого внимания. Странно было верить в то, что зельевар смотрел на это сквозь пальцы, ведь строгость его и взыскательность студенты Слизерина не только наблюдали, но частенько ощущали непосредственно на себе, со вздохом разочарования лицезря то, как Снейп высушивал их котёл с неудачным, по его мнению, варевом.

...Никто и не заметил его отсутствия, когда под шум он растворился в дыму, оставив Гойла, пострадавшего от Раздувающего Раствора, на попечении Пэнси Паркинсон. Прошмыгнув, никем не замеченный, в кабинет к декану Слизерина, он нос к носу столкнулся с грязнокровкой Грейнджер, второпях перебирающей банки арсенала мастера зельеварения. Девчонка взвизгнула, развернувшись на шум шагов, да так и осталась стоять, как вкопанная, глядя на Малфоя расширившимися от ужаса глазами.
Молчание надо было как-то прерывать, тем более, что шум за стеной кабинета, примыкающего к классу, стал постепенно стихать.
- Вот что, Грейнджер, - тихо сказал Малфой, глядя на грязнокровку в упор. - Коли уж так вышло, что мы с тобой - товарищи по несчастью, сделаем так. Я прихвачу отсюда кое-что, а ты сделаешь вид, что ничего не заметила. В обмен на моё молчание, разумеется, и отсутствие вопросов о том, что ты тут, собственно, забыла. Если вякнешь что-нибудь - не взыщи, Снейп меня знает, а вот тебя за нахождение в кабинете учителя в урочное время по головке не погладит. Я знаю, что это нарушает все школьные правила, но, думаю, если из-за тебя Гриффиндор лишится баллов эдак сто, тебе до конца года их не заработать, перечисти ты хоть все унитазы в туалетах школы. Так что, выбирай: или это, - Малфой вытащил из кармана пузырёк с мутноватой жидкостью, растворив в нём что-то из баночки, стоящей в углу шкафа, и протянув ей, - Или публичный позор.
Грейнджер, заливаясь краской стыда, двинулась к нему, вытянув руку.
- Одной капли достаточно.
Девчонка послушно капнула на язык из того, что было в пузырьке. Пока зелье не начало действовать, она поспешно завернула что-то в мантию, но что это было, Малфой не разглядел. Несколько секунд спустя грязнокровка растворилась в воздухе, будто её тут и не было.
Это означало, что Кровавый Барон их не обманул. Капнув на язык ещё каплю чудо-снадобья, Малфой вскоре потерял себя и, споткнувшись по пути о вполне натуральный табурет, выскочил из лаборатории зельеварения, радуясь, что вышел из игры победителем, да ещё так легко отделавшись.
Гермиона к тому времени уже сидела за партой вместе со своими дружками - Уизли и Поттером, явно довольная таким исходом дела. Зная, что эффект от зелья пропадает сразу же, стоит лишь этого пожелать, Малфой мгновенно вернулся к своему нормальному облику. В рассеивающемся дыму от чьей-то хлопушки, запущенной в котёл Гойла, метаморфозы никто и не заметил. Многозначительно кивнув грязнокровке, он отправился к озирающейся по сторонам Пэнси Паркинсон, явно выискивающей его, чтобы помочь привести Крэбба в нормальное состояние.

 Отправлено: 08.10.13 18:43. Заголовок: Глава 2. Триумф Из ..

Глава 2. Триумф

Из дымки забытья Малфоя вырвало то, что котёл стал булькать громче, чем прежде, и над ним поднимался фиолетовый пар, что было итогом первой фазы приготовления Ангельской Смерти. Диггори всё ещё стоял рядом, глядя на Малфоя долгим и проницательным взглядом.
Погасив огонь под котлом и оставив зелье настаиваться, Малфой отошёл к столу, заваленного грудой пергамента. Между стопок книг в воздухе висели свечи. Наступило время приниматься за задание Стебль.
- Драко, нам нужно поговорить, - неожиданно обратился к слизеринцу староста пуффендуя, подходя к столу.
- Что такое? - голос Драко стал на тон мягче ч того самого момента, когда он почувствовал доброжелательность к этому высокому красивому парню, украсившему так внезапно его родную гостиную.
- Я хотел поговорить с тобой о Гермионе Грейнджер, - Диггори слегка улыбнулся, глядя на Малфоя. Эта улыбка, казалось, осветила всю гостиную. Седрик и впрямь был красавчиком,и, хотя Малфой и не считал себя уродом, он признал, что он намного уступает пуффендуйцу.
- Я не ослышался? Об этой грязно... О Грейнджер, задаваке с Гриффиндора? Кажется, о ней и без того говорит уже вся школа, начиная с того самого дня, когда она сорвала аплодисменты у МакГонагалл, превратив вазу в жар-птицу, да и пятнадцать баллов своему факультету в придачу. Такими темпами Пуффендуй вскоре окажется на последнем месте к концу года, ты не находишь?
Седрик продолжал смотреть на него добрыми, улыбающимися глазами.
- Я не об этом. Дело в том, что Гермиона теперь принята в нашу команду старост, и мне не хотелось бы, чтобы в этой команде были какие-то разногласия или вражда. Мне кажется, мы должны подавать пример, от нас все именно этого и ожидают. Не желаешь ли ты отметить это дело на нашей небольшой пирушке? Я пришёл именно за этим - пригласить тебя на вечеринку. Ты, надеюсь, не против?
"Вот это да! Грязнокровка Грейнджер... А чего, впрочем, можно было ожидать от этой зубрилки, день-деньской просиживающей в библиотеке и ни на пядь не отступающей от школьных предписаний? Но развлекаться в её обществе - это, пожалуй, слишком. Надо найти повод увильнуть." - Малфой смёл со стола лишние куски пергамента, освобождая место для гербария.
- Мне надо подумать. А где это будет?
- Мы решили отметить впятером, в "Трёх мётлах". Джейн, староста Когтеврана, обещала прийти со своей подружкой. Выпьешь сливочного пива, отвлечёшься. А то, я вижу, наша деканша совсем тебя заела, - кивнул Седрик на длинные колонки, которые предстояло заполнить названиями растений, да ещё и натрёх языках.
- Она всем это поручила. - сухо ответил Малфой.
"Надо же, и не выгораживает своего декана, как это делаем мы, слизеринцы".
- Название первого на латыни - "Caniva braccae". Это знаем только мы, пуффендуйцы, - улыбнулся Седрик, указав на длинный стручок какого-то растения, значившегося в гербарии под номером "1". - Озаглавишь этим список, и "Превосходно" тебе обеспечено. И, пожалуйста, не питай предубеждений против Гермионы.
Староста был самой добротой.
Минутная вспышка симпатии постепенно угасла. И что это он, Малфой, расслабился и дал волю своим ещё далеко не проверенным и каким-то несвойственным для хранителя слизеринских традиций чувствам? Этот задавака ещё смеет учить его, как вести себя с грязнокровками!
Задавака ушёл, и свет в гостиной померк. Не насовсем, конечно, ведь ядовито-зелёные свечи всё ещё горели, продолжая изливать тусклое сияние, но главный источник того света, что высветил в жизни Малфоя недостижимую мечту, исчез, притворив за собой дверь и оставив витать в воздухе ароматы лаванды и полыни.
Завершив к трём часам ночи эссе по травологии, Малфой удовлетворённо вздохнул, ещё раз просмотре аккуратно заполненную таблицу, начинающуюся с латинского caniva braccae. Акт помощи Седрика он расценивал как попытку Пуффендуя утвердиться перед ним в лице Седрика Диггори, но даже если так, то что плохого в том, что Малфой получит дополнительные баллы за редкие познания?
Взмахом ладони Малфой погасил свечи, висящие над столом. Он был один в гостиной, остальные студенты давно уже разошлись по своим спальням. Настал и его черёд отправляться ко сну. Прокручивая по старой привычке события, произошедшие за день, он ненароком остановился мысленно на своей будущей соратнице, зубрилке Грейнджер, и предстоящем походе в "Три метлы". Поскольку собрание старост - явление обязательное, так просто увильнуть от этого не получалось. Может быть, сослаться на то, что это мероприятие не обязательно, и не губить вечер, а заняться, например, квиддичем или трансфигурацией, которой МакГонагалл привычно нагружала их по пятницам?..
Внезапно он подумал о Диггори. С чего этот тюфяк с Пуффендуя так запал ему в душу? Малфой частенько сталкивался с ним на тренировках: ловцом Седрик был, действительно, неплохим, да и девчонки на нём висли, но вот каким он был человеком? Ничего хорошего и ничего плохого Малфой сказать о нём не мог - быть может, это просто сказывалось слизеринское равнодушие ко всему на свете. Но, вне сомнения, в этом парне было что-то странное, и это что-то так странно цеплялось за струнки души Малфоя, не давая ему подумать о чём-то другом. Диггори с этого дня предстал перед Малфоем любопытным явлением, которое изучают наподобие воздействия некоторых особо тонких и сложных ядов на организ человека. Впрочем, в ядах Малфой разбирался очень хорошо, с таким же позитивным настроем он решил приняться за разгадку этой тайны. "Я прожжён, меня, думается, ядами не возьмёшь", - думал Малфой, задёргивая полог над кроватью. Спустя несколько минут Морфей принял Драко в свои объятия.
На следующее утро после зелий Малфой отправился в парники мадам Стебль, неизменно рассаживающей по горшкам экзотические растения. Вяло потыкав почву под вовсю цветущей магической орхидеей, чьи лепестки использовались для приготовления отвара для снятия головной боли, Малфой был приятно удивлён тем, что, просмотрев свиток с домашним заданием, Стебль при всех похвалила его работу, назвав её "лучшей на курсе", всучив Драко триумфальный горшок с цветущим папоротником и добавив в копилку Слизерина десять изумрудов. Седрик не прогадал: над столбцами с названиями редких соцветий стояла жирная буква "П" с плюсом.
После пар отправились на обед и Малфой невольно выискивал за пуффендуйским столом знакомый силуэт рослого парня с золотистыми волосами. Вот он - сидит, разговаривает со своими приятелями, самый обыкновенный студент своего факультета. Но нет, Диггори не был таким уж простаком, каким являл себя в его, Малфоя, глазах. Было в нём что-то такое, чему Малфой никак не мог дать объяснения. И эта его улыбка... Она, будто солнце, освещала всё, что находилось вокруг. И почему это так запало Малфою в душу?
Когда обед подходил к концу, Малфой уже был уверен в том, что разговорит сегодня Диггори в "Трёх мётлах".

 Отправлено: 08.10.13 20:31. Заголовок: Глава 3. Шарф Взмах..

Глава 3. Шарф

Взмахом палочки велев щётке натереть ему туфли, Малфой переодевался к встрече старост, чистя зубы и укладывая россыпь серебряных волос в элегантную причёску. Из тьмы зеркала на Драко глядел симпатичный зеленоглазый блондин с аккуратными ушами и носом: даже в самое тёмное и суровое время Малфой не утрачивал способности вдохновлять многих представителей прекрасной половины школы на стихи, прозу или жаркие или тихие искренние признания, рассылаемые вместе с купидончиками и гномами по дням Святого Валентина.
Пристегнув к выходной выглаженной мантии значок с серебристой змеёй на зелёном фоне и расстёгивая верхние пуговицы рубашки, Малфой выходил из гостиной вечером в пятницу и, отсалютовав Пэнси на выходе из школы, направился по направлению к Хогсмиду, почти слившись по дороге с группками бредущих туда прогулочным шагом студентов. На середине пути его догнал Диггори.
- Разреши, - он вытащил из-под мантии длинный жёлто-чёрный шарф и ловко обвязал его вокруг шеи Драко. - Не хотелось бы, чтобы ты простудился накануне Рождества. Я думаю, ты позволишь мне эту маленькую услугу...
Седрик улыбнулся и устремил свой загадочный взгляд в сторону волшебной деревни.
Малфой зябко поёжился. Он и, действительно, забыл в спальне шарф, а тем временем с неба медленно-медленно падали хлопья снега, и становилось всё холоднее. Несмотря на то, что внешне он никак не отреагировал на попечительство Диггори, мысленно он поблагодарил его и решил, если на то будет возможность, он заплатит за распитые ими кружки сливочного пива или, на худой конец, приписать на свой счёт пару дополнительных пинт эля, на волшебный эффект которого он рассчитывал - эль развязывал языки почище сыворотки правды.
Добравшись, наконец, до трактира, они заказали столик в дальнем углу зала, рядом с густой елью, увешанной новогодними игрушками, и заказали себе по бутылке сливочного пива. Перебросившись парой фраз о разных школьных событиях, они увидели озирающуюся в их поисках Джейн - высокую длинноволосую блондинку с Когтеврана, держащую под руку невысокую темноглазую шатенку в роговых очках. "По-видимому, подруга", - подумал Малфой, помахав им рукой. Через минуту девушки со смехом опустились на стулья перед ними.
- Меня никак не отпускает шутка, которую Пивз выкинул, когда мы выходили из Хогвартса, - объяснила блондинка. - Он попытался сбросить банки с краской на двух пятикурсниц, но промахнулся и залил несколько картин. Филч был в ярости, и если бы к привидениям можно было бы применять наказания, Пивз не избежал бы самой строгой экзекуции. Ему ещё повезло: Дамблдор устроил ему выволчку в кабинете, да отпустил подобру-поздорову.
Брюнетку в очках звали Мэгги, она тоже была когтевранкой и выпускалась в этом году. Несмотря на напускную гордость и строгость, она была хохотушкой, наделённой блестящим чувством юмора (этого у Когтеврана было не отнять), и вскоре Малфой с Диггори покатывались со смеху над её меткими шпильками в адрес некоторых преподавателей. Осталось дождаться лишь одного человека - старосту Гриффиндора, только-только приступающую к выполнению своих обязанностей.
Спустя пятнадцать минут после того, как утомившаяся от смеха Джейн Риккет рассказывала свою последнюю историю о приключившемся за день в замке, дверь в паб отворилась, и вошла, зябко поёживаясь и стряхивая снег с мантии, Гермиона. По плечам у неё рассыпались каштановые волосы, в которых искрами переливались бриллианты снежинок, и Малфой, несмотря на всё своё неприязненное отношение к грязнокровкам, вынужден был признать, хотя бы про себя, что она хорошенькая. Во всяком случае, похорошела за последние два года: глаза блестят, губы слегка подведены розовым блеском...
Она не сразу нашла их столик, едва не споткнувшись о малютку Флитвика, подбирающегося к барной стойке из противоположного от столика их собрания угла, за столом которого расположились МакГонагалл, Дамблдор, Стебль и Хагрид, вознамерившиеся, судя по всему, скоротать вечерок за партией в вист.
За соседним с преподавательским столиком сидела одинокая фигура, казавшаяся средоточием тьмы: стол странным был отлив её чёрной, как сама ночь, мантии и того, что было под ней. Дело было даже не в том, что сама традиционно-классическая форма Хогвартса могла показаться, например, иностранным студентам, несколько мрачноватой, а в том, что эффект от чёрного цвета её одеяний усиливался явно магическими (да и не магическими - волосы, ногти и губы у девушки были чёрными, как смоль, чёрными же были обведены её глаза) средствами. "Наверное, её анимаг - ворона или какая-нибудь другая нечисть", - неприязненно подумал Драко, скользнув взглядом по этому сгустку тьмы, разбавляемой лишь блеском многочисленных подвесок на шее - пентаграмм, перевёрнутых крестов и анкхов. Флитвик, неожиданно наткнувшийся на обратном пути на нечто, ощетинившееся шипами чёрного ошейника, едва не растянулся на полу от испуга.
- Флитвик сказал мне, что за моё сочинение по чарам он добавил Гриффиндору пять очков, - радостно сообщила запыхавшаяся Гермиона собранию старост, подоспев, хотя бы и не совсем вовремя, к общему столу.
"Боже, о чём с ней можно говорить, кроме как не об учёбе?!" - подумал Малфой, бросив на Седрика хмурый взгляд исподлобья. Диггори сиял рассеянной улыбкой, адресованной, по-видимому, Грейнджер, рассматривающей в зеркальце подобие дементора, притаившееся возле учительского столика.
- Разрешите полюбопытствовать, кто это? - спросила она у сидящих за столом. - Я уже второй раз вижу эту мрачную девушку, но не решаюсь подойти к ней и заговорить. По моему, она пугает малышей, проходя мимо них, а ворон, приносящий ей почту, препротивно громко каркает.
"С вороном я отчасти не ошибся" - заметил Малфой, суеверно приписывая девчонке в чёрном все мелкие неприятности, произошедшие за день. "И как её до сих пор терпят в Хогвартсе?"
- Это Селена, - ответила Джейн. - Она моя ровесница и живёт в моей спальне. Готкой она решила стать, когда её бросил парень, с тех самых пор чёрный стал цветом, в который окрашено её нижнее и постельное бельё, а под балками её кровати завелось целое семейство летучих мышей. Читает она книги по кабалле, алхимии, высшим разделам оккультизма, увлечена Защитой от Тёмных Искусств и темой смерти, разумеется. Ведёт себя, правда, тихо, интеллигентно, но всё равно иной раз жуть пробирает, какие заклинания она там бормочет, а как-то раз, проснувшись поутру, я увидела у себя длинные рыжие волосы. Это оказалось побочным эффектом от паров зелья, которое она тайком варила ночью под балдахином кровати. Потом, правда, к вечеру это прошло. Девчонки рассказывали, что видели её на кладбище близ Хогсмида; говорят, она все выходные проводит там, оставаясь ночевать на могилах. Сама по себе она очень способная ученица, прилежная и весьма одарённая, прекрасно знает историю магии, Пинс её обожает. Но и у того терпение лопнуло: на днях он продемонстрировал Селену классу, заставив встать, и заявил, что именно так выглядели знаменитые ведьмы средневековья, а с ними, сами знаете, как поступали. Хотя те и оставались невредимы, всё-таки мне это не нравится. Мало ли у кого что не ладится в личной жизни, так что же теперь, идти в... готы - кажется, так их называют магглы?
Грейнджер кивнула, подтвердив, что на дополнительных занятиях по маггловедению она изучала молодёжные субкультуры.
- Присмотри за ней, Драко, - неожиданно обернулась Джейн к Малфою. - Она часто в последнее время таскает в гостиную книги из Запретной Секции и, кажется, приступила к изучению высших разделов Тёмных Искусств, тех, что изучают для ознакомления в Аврорате. Хотя и я, и преподаватели уверены в ней, разрешая ей вволю пользоваться теоретической мудростью, я всё-таки не считаю черномагические знания столь уж безвредными для ума и души, тем более, в том периоде, в котором она сейчас пребывает.
- Да, я прошу тебя о том же, - присоединился к ней Диггори. - Зная любознательность Селены и коварство этих наук, я обращаюсь к тебе как к наиболее сведущему среди нас: стань ей если не наставником, то, по крайней мере, добрым советником на этих запутанных тропах и не позволяй ей забредать куда не следует.
Закончив эту несколько помпезную речь, Седрик смолк. Все уставились на Малфоя.
"Как всегда, я" - промелькнуло в голове Драко. Но отступать было некуда, и он медленно кивнул.
- Отлично, - подытожила Гермиона. - Шефство закреплено!
- Да ты... - Малфой хотел сказать кое-что насчёт того, что в её положении задания должны поручаться именно ей, но его перебил Диггори:
- Ах, да... Мы едва не забыли поздравить нашего нового члена... Добро пожаловать в старостат, мисс Грейнджер! - с этими словами он взмахнул палочкой, и, сотворив белоснежную лилию, протянул её Гермионе. Та зарделась.
Драко Малфою же предстояло стать нянькой для полоумной семикурсницы.
Посидев ещё с полчаса и проболтав о том, о сём, старостат начал расходиться. Было уже за полночь, одиноко горели фонари на улицах Хогсмида, и Малфой, завернувшись потеплее в подаренный старостой пуффендуя шарф, поспешил по направлению к замку, обогнав готку и едва не сбив с ног самого Диггори, несмотря на свой рост почти растворившегося в темноте.

Глава 4. Обмен любезностями

- Эй, кто это? - Диггори машинально развернулся, ткнув палочкой прямо в подбородок Малфоя. - А, это ты, малыш... Прости, немного не рассчитал.
- С каких это пор я стал для тебя малышом? - спросил Драко, зажигая свет на конце палочки, чтобы осветить дорогу. - Ты, я вижу, не особо торопишься?
Малфой невольно замедлил шаг. Рядом с Диггори он на какое-то мгновение ощутил себя защищённым, давящее ощущение тьмы, которое он испытал, последним выходя из "Трёх мётел", рассеялось, и он впервые поднял взгляд на небо, усеянное звёздами.
- Да, решил вот пройтись перед сном, - Диггори выпустил из палочки светящихся канареек, и те, покрикивая своими тонкими голосками, закружились вокруг их голов. - Иногда приятно размышлять или просто мечтать вот так, в одиночестве.
- Теперь ты не одинок, - вдруг неожиданно для самого себя откомментировал Малфой. - У тебя есть...
Он хотел сказать "я", но почему то добавил лишь "попутчик".
- По крайней мере, пока мы тащимся тут до вестибюля. Чем планируешь заниматься? Или ляжешь спать, как все порядочные... - Малфой хихикнул. - Старосты?

<...>

 Отправлено: 09.10.13 19:53. Заголовок: Рита тут посидела з..

Рита тут посидела за клавесином и вспомнила чудесную песню Evanescence - "Hello" (ноты - тут: http://sheets-piano.ru/wp-content/uploads/2012/03/Evanescence-Hello-Ver.-2.pdf)
Вот она в аудиозаписи (в списке: http://www.audiopoisk.com/artist/evanescence/ ). Когда-то давно Рита аккомпанировала одной готессе, исполняющей эту песню. Говорят, Эми Ли посвятила её умершей сестре, и поэтому не исполняет её на концертах. А вот нам пришлось исполнить в дуэте. Как раз на концерте. Очень красивая. Слова на русском - тут: http://www.sentido.ru/translations.php?id_translation=49

 Отправлено: 09.10.13 20:41. Заголовок: Вот почему я не любл..

Вот почему я не люблю подготовку к экзаменам, особенно по литературе, философии и другим гуманитарным дисциплинам. Становится очень печально: на этот раз интеллектуальный роман, только не Уайльда (я был бы счастлив), а "Кто виноват?" Герцена. Хочется ответить анекдотом: "Истина - в вине. Вопрос только, в чьей".
( http://www.rg.ru/2013/06/11/prerafaeliti-site.html - выставка прерафаэлитов в Москве прошла, и будто юность со своими видениями в зелёных одеждах прошествовала рядом со мной).
Вот и вспоминаются разные грустные вещи типа:

...Трепещет грудь моя, полна безумной страстью,
И вихрь меня влечет над гибельною пастью,
Но вдруг затихнет все -
И вот над пропастью бездонной и зеркальной
Опять колеблет дух спокойный и печальный
Отчаянье свое!

или

Распутник! В этих тучах рваных
Есть сходство с жребием твоим.
В каких же ты смертельных ранах,
Каким отчаяньем томим?
– О днях неведомых и странных
Мой жадный бред ненасытим, —
Я не Овидий в чуждых странах,
Я не оплакиваю Рим.
Но в рваных тучах, в их тревоге
Я поневоле узнаю
И гордость, и печаль свою. —
Пускай, как траурные дроги,
Они влекутся в тот же ад,
В котором я погибнуть рад…

Бодлер